|
Страница 13 из 15 Я видел Вадима еще раз. Мама сказала, в каком он детском доме. Пришла и сказала. Я понял, что значили ее слезы в день накануне победы. Я пошел. Но у нас ничего не вышло, никакого разговора. Вадима я разыскал на детдомовском дворе — он нес охапку дров. Конец лета выдался прохладным, и печку, видать, уже то пили. Заметив меня, молча, без улыбки, кивнул, исчез в распахнутой пасти большой двери, потом вернулся. Я хотел спросить его, мол, ну как ты, но это был глупый вопрос. Разве не ясно как. И тогда Вадим спросил меня: — Ну как ты? Вот ведь один и тот же вопрос может выглядеть глупо и совершенно серьезно, если задают его разные люди. Вернее, люди, находящиеся в разном положении. Ничего,— ответил я. Сказать «нормально» у меня не повернется язык. Скоро нас отправят на запад,— проговорил Вадим.— Уезжает весь детдом. Ты рад? — спросил я и потупил глаза. Какой бы вопрос я ни задал, он оказывался неловким. И я перебил его другим:— Как Марья? — Ничего,— ответил Вадим. Да, разговора не получалось. Он стоял передо мной, враз подросший, неулыбчивый парень, как будто и не очень знакомый со мной. На Вадиме были серые штаны и серая рубаха, неизвестные мне, видать детдомовские. Странное дело, они еще больше отделяли Вадима от меня. И еще мне показалось, словно он чувствует какую-то неловкость. Словно он в чем-то виноват, что ли? Но в чем? Какая глупость! Просто я жил в одном мире, а он существовал совсем в другом. Ну, я пошел? — спросил он меня. Странно. Разве такое спрашивают? Конечно,— сказал я. И пожал ему руку. — Будь здоров! — сказал он мне, мгновение смотрел, как я иду, потом решительно повернулся и уже не оглядывался. С тех пор я его не видел. В здании, которое занимал детский дом, расположилась артель, выпускавшая пуговицы. В войну ведь и пуговиц не было. Война кончилась, п срочно понадобились пуговицы, чтобы пришивать их к новым пальто, костюмам и платьям
|
