|
Страница 5 из 7 Кончался пятый день, как сбежал Сева. Мы вернулись в школу, и Аполлон Аполлинарьевич с женой поили меня чаем в директорском кабинете. Разговор не вязался главным образом из-за меня. Я отвечала кратко, неохотно. Елена Евгеньевна достала из сумки колбасу, свежий батон, нарезала бутерброды. Теперь я понимаю — эти люди были куда мужественней меня. Дома по-прежнему не ладилось, и хотя сын ночевал, ключи к нему все еще не были найдены, а директор и завуч старались развеселить воспитательницу, которая к тому же сама кругом виновата. Они напоили меня чаем, колбасу Елена Евгеньевна спрятала между рам, остатки батона завернула в вощеную бумагу. — Может, вам плохо спится, так придите сюда, попейте чаю, чайник всегда тут. Аполлон Аполлинарьевич молча катнул по столу ключ в мою сторону, и я почему-то явственно вспомнила наши первые разговоры, тот педсовет, где он пересказал Лескова, генерал-майора, не выходившего за стены кадетского корпуса, эконома Боброва, который дарил молодым офицерам серебряные ложки. Нет, определенно наш директор владел даром читать мысли. — Неплохо бы нам,— задумчиво сказал он вдруг,— поговорить на педсовете о Рылееве. Он хитровато разглядывал меня. Опять старался повысить мой тонус своими разговорами? Помните, кто первым высказал мысль: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»? Некрасов,— слабо улыбнулась я. Некрасов перефразировал, развил. А первым сказал Рылеев: «Я не поэт, а гражданин!» Полно, Аполлон Аполлинарьевич,— сказала я,— вы не естественник, а словесник.
|
