Вечер кончался. Музыка еще играла, а великолепные люстры постепенно, по ярусу, угасали. Вальс замедлялся, и неожиданно на последних витках Виктор сильной рукой сократил круг между нами, останавливаясь, словно ставя точку, прижал меня к себе.
Это было мгновение, одна секунда, но у меня перехватило дыхание. Я точно застыла. Виктор же болтал без остановки до самого моего дома и, мне казалось, разговорами скрывал собственное смущение. Главной его темой было учительское благородство, оказывается, его отец часто рассказывал про свою учительницу-старушку, которая всю свою жизнь отдала школе, проработала там шестьдесят лет, даже замуж не вышла — всю жизнь школе, детям, а умерла почти в девяносто, и вот ее бывшие ученики собрали деньги и поставили на могилке великолепный памятник— прекрасная, не правда ли, судьба?
Я качала головой, соглашалась, рассказ Виктора тронул меня.
У ворот он беспричинно засмеялся, схватил меня за талию, мы снова закружились, как в театре, и я все чего-то ждала, да не чего-то, я ждала повторения, и все повторилось, только иначе. Он прижал меня к себе, его лицо приблизилось.
Мы поцеловались.