Страница 2 из 7 Через час школа опустела, все разошлись домой. Я сижу з учительской одна над своей зеленой тетрадью. Но писать не могу. Мешает непонятное волнение. Пожалуй, даже досада. Чего ему еще от меня надо? Снова материал для статьи? Только этого не хватало! В коридоре раздаются громкие шаги, дверь распахивается. Лобов подходит к моему столику, счастливо улыбается. На нем ладная дубленка, в одной руке мохнатая шапка. Я разглядываю его внимательнее. Лицо потомственного интеллигента — худощавое, очки в тонкой золоченой оправе. Похож на учителя, врача, ученого, журналиста. Так что полное совпадение внешности и профессии. Наденька!—говорит он, и я удивленно вскидываю брови: не люблю безосновательной фамильярности. Но он точно не замечает моей реакции, а повторяет: — Наденька! Во-первых, я получил премию за очерк про вашу школу. Поздравляю,— говорю я, и что-то сжимает сердце, какое-то непозволительное волнение. А во-вторых, пойдемте в театр, а? Глаза у меня, наверное, округляются. Да и лицо вытягивается. Это невозможно,— быстро произношу я, стараясь принять отчужденный вид. Но Виктор Сергеевич смеется, точно ему известны все эти уловки. Да бросьте! — говорит он совершенно спокойно.— Пойдемте — и все! Что «бросьте»? Откуда такая развязность? Я уже готова выпалить эти восклицания, но что-то сдерживает меня. Воспоминание о Кирюше, моей студенческой пассии? Кирюша, Кирюша! Мысли о нем ленивы, Кирюша остался за чертой реального, он где-то в аспирантуре, мой бывший чистый физик, а в закутке у Ленестиньи две его натужно лирические открытки. Мысль о Кирюше все сонливее.
|