|
Страница 5 из 11 Едва драка кончилась, как все разошлись. Остался одни я. И желтолицый, конечно. Он подошел к забору, возле которого стоял перед дракой, и опять прислонился. Лицо его было таким, будто он вовсе и не дрался. «Вот это воля, надо же!»—восхитился я. Два непохожих чувства боролись во мне — восхищения и отвращения. Желтолицый был примерно одного класса с Носом, но ниже ростом, один, и его отчаянная, ни на что не похожая храбрость не могла не поражать. Но ведь этот человек отнял хлеб у девчонки в столовой. У маленькой к тому же девчонки, такой, как его сестра. Что же значило это? И что еще, кроме отвращения, могло вызывать, какие чувства? Я приготовил ему кусок хлеба, раз он такой голодный, я хотел отдать ему ломоть, завернутый в газету, но события так закрутились... Я не знал, что делать. Желтолицый все стоял у забора, прислонившись, прикрыв глаза. Казалось, он ничего не видит. И даже не дышит. И тут он упал. Не сразу, не как подкошенный, а вдруг закатил глаза и пополз вниз по забору. Он неловко сел в снег, и голова его откинулась. Ну, я перепугался! Первое, что пришло мне в голову,— это коварство Носа. Наверное, подумал я, во время драки он всадил желтолицему шило в живот. Шпана военных лет обожала ходить с шилом, или с наточенным рашпилем, или с каким-нибудь железным прутом,— не придерешься, не холодное оружие. Я подумал, что Нос ткнул желтолицего шилом, тот сперва терпел, а теперь вот свалился.
|
