|
Страница 2 из 6 — Такие-то дела, Надежда Георгиевна, хоть отказывайся от заграницы. Он очень просил прийти с Севой на вокзал, проводить их, я согласилась, хотя лучше бы, оказалось позже, оборвать все тут, в школьном вестибюле. Степан Иванович ушел, а я медленно двинулась по коридору. Я останавливалась у каждого окна, смотрела па улицу и ничегошеньки не видела. Отупевшая голова без конца проворачивала одну и ту же идею: надо просить Аполлона Аполлинарьевича собрать педсовет, надо просить, надо. Настала пора пробовать урожай. Он горький, очень горький, но именно мой, и ничей больше, и педсовет нужен мне, чтобы во всеуслышание заявить это. Я сильно напутала, теперь это ясно. И я должна отделить Машу, Аполлона Аполлинарьевича. Похвалить Елену Евгеньевну. Она была, несомненно, права, когда говорила об осторожности. Вообще это глупо делить мир на белое и черное. Можно запутаться. Каким я «князя» Игоря считала? То-то и оно. И хулить его тоже нельзя. Его намерения были благими. Но что вышло? А Елена Евгеньевна? Как могла я ее считать черствой и неприятной? Она просто реалистка, поступала естественнее, чем даже естественник Аполлоша, а если и не знала, то предчувствовала, чем это кончится, голосовала против. И еще кто-то голосовал. Допустим, меньшинство, но и меньшинство что-то значит. А я этого не заметила. Не придала значения. Нет, просто не хотела видеть. Это мешало мне. Мешало моей идее. А теперь ошибочная идея мстит за себя. На полтора дня отдать детей! Казалось, какое благо! На полтора дня — это очень много. Там, за пределом моего взгляда, рождалась надежда. И рождалась любовь.
|
