|
Страница 5 из 6 Я нервничаю, Виктор уже наверняка ждет меня в учительской, как договорились, а девочки все не угомонятся. Наконец заснули. Первой, как ни странно, Аня. Нервничала, а спит ровно и глубоко. Алла была спокойной, заторможенной, а лежит нервно, веки дергаются, точно вот-вот откроет глаза. Никакой логики. Никакой последовательности. Спускаясь вниз, я вспоминаю Евдокию Петровну, наш короткий, но откровенный разговор. Она убита, во всем винит себя, казнит, что в новогоднюю ночь не уследила за Анечкой. Просит позвонить, если Аня захочет к ней. От кофточки, конечно, отказывается. Я вижу, как, выбравшись на крыльцо, женщина достает из пальто платочек, прикладывает к глазам. Что ж, много слез пристает к моим детям, и ничего, видно, не поделаешь тут. Простите, милая Евдокия Петровна!.. Виктор сидит на диване в учительской, и я сбивчиво, торопясь, принимаюсь объяснять ему подробности моей бурной жизни. Его глаза откровенно смеются, будто мой рассказ смешон, хотя в нем нет ни единой забавной крохи. И долго это будет? — спрашивает он. Что-то подобное я у лее слышала. Да. В новогоднюю ночь. «И-часто-будут-красть?»— спросил он ледяным голосом, кажется, так. Вариация на известную тему. Всегда,— отвечаю ему с улыбкой. Я, пожалуй, научилась у него откровенно прямой, с нахальней, улыбке.— А что? Не подходит? Смех исчезает из его глаз, одна сплошная трезвость. — На-адя! — начинает он убежденно.-—Но время самоотверженности в педагогике кончилось! Ты думаешь? — улыбаюсь я. Эпоха старых дев, беспредельно преданных ученикам, осталась в прошлом!
|
